Ежик_в_Тумане, 37 - 24 июля 2008 23:30

3

Зато я рассказал обо всем старику, торговавшему часами на рынке. Обыкновенный такой старик, я бы даже сказал типичный. Седой, чуть-чуть лохматый, с недлинной бородой и усами, в серых шерстяных брюках и старом коричневом пиджаке с кожаными накладками на локтях. Часы были прикрытием, я узнал об этом случайно, даже не помню от кого. Узнал не задолго до того, как моя болезнь начала развиваться. Просто узнал.

Пока я говорил, старик то и дело воровато оглядывался и нетерпеливо зыркал в мою сторону. Мне уже начало казаться, что я говорю совсем не то, что он должен был или хотел от меня услышать, что он хочет поскорей от меня избавиться, но просто не знает, как прервать мою сумбурную речь. Мимо нас прошел серый милиционер, похожий на крысу, властным взглядом окинул прилавки. Старик его будто не заметил, но я понял, что все дело в нем, потому что увидел, как изменились черты пожилого лица, они смягчились, как-то округлились. В них появилось нечто сочувственное и понимающее. Когда я договорил, он даже слегка покивал головой, как это делают люди, проникшиеся твоими мыслями, не оставшиеся равнодушными. Настала неловкая пауза. Я не знал, что делать дальше. Старик знал, что мне от него нужно, но я не мог оформить свое желание в слова, а он видимо не мог сообразить, как направить мои мысли в нужное русло. Я ненавижу такие паузы, особенно когда мне приходится кого-нибудь выслушивать. Потому что когда сопереживаешь и хочешь поддержать, но вдруг понимаешь, что не находишь верных слов, хочется провалиться под землю. Ты знаешь, что слова не нужны вообще, и твой собеседник это тоже понимает, но что-то ведь обязано прозвучать! Иначе напряжение просто убьет обоих.
- Вот, - промямлил я, придавая своему голосу как можно больше независимости, будто это сказал вовсе не я, а просто где-то за кадром прозвучало «вот», обозначив тем самым конец сцены и освобождая последующие действия и мысли от обязанности истекать непосредственно из предыдущих.
- Да, - выдохнул старик, перемялся с ноги на ногу и бесцельно пошарил взглядом у себя под ногами. Это был его неловкий ответ на мой неловкий ход. Но атмосфера немного разрядилась, и мне стало легче дышать. Наверное, даже выражение моего лица изменилось, потому что он заговорил дальше, и я подумал, что ему передались мои чувства. – Выговориться это уже полдела, – он немного пожевал губами, подбирая слова. – Но надо, надо лечиться.
Последние два слова он произнес с нажимом, и я понял всю серьезность его намерений, а еще я понял, что если сейчас откажусь, то уже не вернусь никогда и упущу свой, может быть, последний шанс. Это придало мне готовности к действию, и я буквально чувствовал исходящие из моего существа горячие волны нетерпения.
Старик огляделся по сторонам, расстегивая блестящую черную пуговицу - последний остерегающийся взгляд, как последний глоток воздуха перед погружением в темную пучину неизвестных вод – и отогнул полу пиджака. Мне открылся огромный выбор маленьких свертков и колбочек, закупоренных пластилином. В них будто и не было ничего кроме воздуха, но я запретил себе сомневаться. Мой взгляд устремился к тем, что были закреплены в самом низу, они были закупорены серым, и я подумал, что это для особо тяжелых случаев. Я был недалек от истины, старик одернул меня, сказав, что мне рано еще до эвтаназии, и протянул мне маленький зеленый сверток. Просто полоска бумаги, сложенная вторе, с одной стороны просвечивают черные чернила, но букв не разобрать.
Мне было очень любопытно, к тому же искушение усомниться было очень велико, я же человек, в конце концов. Таким как я свойственно сомневаться в чудесах, пока мы не увидим их воочию. Пальцы спешили оторвать узенькую полосочку клейкой ленты, скрепляющей края заветного свертка. Но старик остановил меня, придержав за запястье теплой шершавой ладонью.
- Дома откроешь, - он улыбался. – Ступай.

• 
• 
•